Владимир Святой [3-е издание] - Алексей Карпов

Владимиру и Добрыне оставалось терпеливо ждать, пока ресурсы защитников города не истощатся и люди не начнут изнемогать от голода и жажды. Но ждать они не захотели. Существовал другой, более рискованный, но зато и более действенный, путь овладения городом. Еще до того, как новгородско-варяжские дружины подступили к Киеву, может быть вскоре после захвата Полоцка, к воеводам Ярополка были направлены тайные лазутчики с предложением перейти на сторону Владимира. На посулы и обещания не скупились. Главная ставка была сделана на воеводу Блуда. Ярополку он был, вероятно, «в место отца» — то есть в детские годы исполнял при нем роль кормильца и наставника. Впоследствии Блуд был оттеснен Свенельдом. Затем вновь возвысился, но обиду на князя, наверное, затаил. Это ли принимал во внимание многоопытный Добрыня, или он знал о корыстолюбии и тщеславии старого воеводы? Или же (на что намекает Иоакимовская летопись) рассчитывал на неприязненное отношение Блуда к христианским пристрастиям своего князя? Последнее, думаю, менее вероятно: Блуд в равной степени отстранялся и от Ярополка, и от киевлян. Но вот до золота, а главное, до почестей и славы оказался охоч. Понимал он, наверное, и тщетность борьбы с варяжской дружиной Владимира и, как это часто бывает, воспользовался случаем ловко переметнуться на сторону сильного. «Поприяй мне!» (то есть «будь мне приятелем, другом»), — передавали Блуду слова Владимира. «Если убью брата своего, то хочу иметь тебя вместо отца. И многую честь от меня примешь». Расчет оказался безошибочно верным. «Буду тебе в сердце и в приязни» (то есть «в любви и в дружбе с тобою»), — отвечал Блуд князю Владимиру.

Каким был выбор других воевод Ярополка, мы не знаем. Можно догадываться, что и среди них оказались те, кто поддался на лесть и уговоры Владимира и Добрыни. Летописи называют имя лишь одного человека, до конца оставшегося верным своему князю. Это некий Варяжко, ближний дружинник Ярополка. (Его имя, между прочим, свидетельствует о том, что варягов было немного в окружении киевского князя: иначе это этническое обозначение не смогло бы стать личным именем одного из дружинников.) Варяжко, видимо, догадывался об измене, но сделать ничего не смог. Ярополк доверял Блуду куда больше, чем ему. Обычная причуда истории. Голос разума редко бывает услышан; преданность и верность оказываются невостребованными. Тот же, кто думает лишь о себе и в любую минуту готов переметнуться к врагу, торжествует. «О злая лесть человеческая!» — воскликнем и мы вслед за летописцем.

Итак, Блуд затворился в Киеве вместе с Ярополком. Он стал действовать осторожно, исподволь, но в то же время достаточно уверенно. И вскоре выяснилось, что Ярополк всецело полагается на него. Изменник оказался во главе защитников города.

Блуд постоянно пересылался с Владимиром, ставя его в известность обо всем, что происходило в Киеве. Он же давал советы Владимиру, как ему надлежит действовать, призывал пойти на приступ, обещая свою помощь. Владимир с Добрыней, однако, не решились на это. И оказались правы: Ярополк сам шел к ним в руки.

Блуд искал удобный случай убить князя. Но сделать это в самом Киеве было затруднительно. Ярополк оставался законным киевским князем. Его постоянно окружала дружина, в большинстве своем лично преданная ему. И Блуд сумел добиться того, что Ярополк покинул Киев. По рассказу «Повести временных лет», воевода проявил завидную изворотливость и по существу открыл князю измену, заговор, во главе которого стоял сам. «Кияне ссылаются с Владимиром, — убеждал Блуд вконец растерявшегося князя. — Велят ему: “Приступай к городу, предадим тебе Ярополка”». И Ярополк поверил. Может быть, он и вправду знал что-то о тайных переговорах, только не знал, кто же на самом деле предал его. А может быть, другая сторона происходящего открылась ему благодаря словам Блуда. Владимир открыто заявлял, что борется не с киевлянами, но с Ярополком — братоубийцей и законопреступником. («Не я начал войну, но он. Я же, убоявшись его, выступил против», — говорил он, обращаясь к Блуду, а значит, и к киевлянам.) И эта его ложь (впрочем, в том-то и дело, что не вполне ложь) не пропадала даром, сказывалась на настроениях киевлян. Продолжение осады, неизбежным следствием которой должен был стать голод, грозило возмущением людей против Ярополка. Биться и умирать за него они уже не хотели. Мы знаем, что в критические минуты вече могло взять на себя власть в городе и объявить князю, намеревается ли город и дальше поддерживать его. Так что, наверное, не один лишь обман Блуда подталкивал Ярополка к бегству. Да и не все получилось так, как хотел Блуд. Во всяком случае, в руки Владимира Ярополк тогда не попал.

Он бежал в город Родню (или Родень), старую славянскую крепость в устье реки Рось, правого притока Днепра. Бросил Киев, бросил беременную жену. Дружина (и, конечно, неотступный Блуд) последовала за ним.

Выбор Родни как укрытия кажется необъяснимым. Само название этого города — происходящее от имени славянского божества Рода — свидетельствует о том, что здесь был старый языческий культовый центр Полянской земли. Что же мог искать здесь Ярополк, чьи симпатии к христианству известны? Или он поспешил поменять свои взгляды и поискать защиты и покровительства у языческих богов? Это, конечно, можно было сделать и в Киеве. Вероятно, Ярополк оказался в Родне случайно, внезапно застигнутый на пути своими преследователями. В таком случае, куда намеревался бежать несчастный князь? За Родней простирались уже чужие земли — ниже по Днепру, за порогами, начиналась страна печенегов. Может быть, он спешил укрыться у греков, договор с которыми заключил несколько лет назад? Не думаю. Более вероятным кажется мне другое предположение. Киевский князь направлялся к печенегам, с которыми также был связан договором. О том, что такая вероятность существовала, свидетельствует «Повесть временных лет». В конце родненской осады Варяжко прямо призывал Ярополка: «Беги, княже, в Печенежскую землю. Приведешь воев оттуда». Но достичь Печенегии Ярополку было не суждено{91}.

Иаков мних называет точную дату вокняжения Владимира в Киеве — 11 июня 978 года. Оставшиеся без Ярополка киевляне сами отворили город и встретили Владимира как своего князя, с поклоном. Исполнилась его мечта. Владимир сел на столе своего отца и деда. Но война еще не была завершена.

Владимир осадил Родню. Он подошел к городу со всем своим войском, подавляя волю к сопротивлению немногочисленных защитников Ярополка. Через некоторое время в городе начался жестокий голод. Это не означает, что осада слишком затянулась. Просто Родня, в отличие от Киева, не была подготовлена к длительной войне; запасов, достаточных для князя и его дружины, в городе не хватило. О событиях в Родне рассказывает поговорка, известная на Руси и позднее: «Есть притча и до сего дня, — свидетельствует летописец XI века, — “беда аки в Родне”». Впрочем, вероятно, это лишь часть «притчи», не раскрывающая ее подлинный смысл. «Беда аки в Родне: брат брата убил», — наверное, так точнее звучала пословица{92}, обыгрывая название города, в котором произошла трагедия («Родня» — это ведь еще и «родня»).